Содержание
Военный медик в представлении обывателя обычно выглядит как закаленный жизнью суровый мужчина, бесстрашно вытаскивающий раненых из-под огня, бегло ампутирующий конечности и вкалывающий морфий направо и налево. Такой взгляд на военную медицину сформирован десятилетиями киноисторий, но насколько он соответствует действительности? В реальности военная медицина — сложная, многогранная система, требующая глубоких знаний и постоянного совершенствования навыков. Давайте разберемся, какие стереотипы о военных медиках совершенно не соответствуют действительности и почему.
Миф №1. «Всех раненых спасает морфий»
Откуда миф: Кинематограф создал простой и понятный образ: боец получает ранение, кричит от боли, а затем медик делает ему укол морфия — и всё, солдат спасен! Морфин действительно широко применялся во время войн для обезболивания. Например, в период Первой мировой войны его производство увеличилось в 26 раз. Такая историческая практика сформировала представление о морфии как о некоем универсальном спасительном средстве на поле боя.
Почему это неправда: Морфин — это мощный опиоидный анальгетик, но никак не панацея и не лекарство от самих боевых повреждений. Его функция ограничивается снятием острой боли, но он сам по себе не «спасает» от последствий травмы. Более того, морфин имеет строгие показания и противопоказания, а список его побочных эффектов впечатляет: от опасного падения кровяного давления до угнетения дыхательного центра. Это делает его безопасным только в руках профессионального анестезиолога, который знает, когда и в каких дозах его применять.
В российских вооруженных силах обычному солдату в индивидуальный медицинский набор чаще включают другие обезболивающие препараты — например, промедол (более мягкий аналог морфина) или ненаркотический анальгетик нефопам. Фельдшер в боевых условиях может использовать кетамин или фентанил, но всегда следуя строгим инструкциям.
Поэтому раненого солдата лечат не морфием, а комплексом последовательных мероприятий: остановка кровотечения, обработка и перевязка раны, скорейшая эвакуация в хирургическое отделение. Морфин в этой системе — всего лишь один из инструментов контроля болевого синдрома, который применяется дифференцированно и далеко не во всех случаях. И конечно, после одной ампулы боец не «воскреснет» и не побежит дальше в бой, как это часто показывают в фильмах.
Миф №2. «Эвакуация раненых всегда вертолётом, как в кино»
Откуда миф: Кинематограф и видеоигры внедрили в массовое сознание следующий сценарий: как только солдат получает ранение, его товарищи немедленно вызывают по радиосвязи вертолет медицинской эвакуации (знаменитый возглас «Медэвак!»), и тот молниеносно прилетает под шквальным огнем противника, чтобы забрать пострадавшего. Создается впечатление, что у каждого небольшого подразделения в распоряжении имеется персональный санитарный вертолет, подобно скорой помощи с пропеллером.
Почему это неправда: На практике санитарная авиация, безусловно, используется, но отнюдь не в каждом случае. Существует множество факторов, ограничивающих её применение. Во-первых, вертолёт элементарно может не достичь нужной точки вовремя из-за неблагоприятных погодных условий, отсутствия безопасной площадки для посадки или наличия у противника средств противовоздушной обороны. Во-вторых, основная нагрузка по эвакуации раненых ложится преимущественно на наземный санитарный транспорт и медицинский персонал непосредственно на передовой.
Например, в Российской армии активно применяются бронированные санитарные автомобили «Линза», специально созданные для поиска и эвакуации раненых с поля боя. Эти машины способны быстро доставить пострадавших в тыловые медицинские пункты, защищая их от вражеского огня в процессе транспортировки.
Процесс эвакуации в реальности представляет собой многоступенчатую систему: сначала медицинский персонал стабилизирует состояние раненого на месте (останавливает кровотечение, иммобилизует переломы), после чего его доставляют в ближайший пункт медицинской помощи — на автомобиле или, в крайних случаях, вручную на носилках. Санитарная авиация включается в этот процесс только при необходимости транспортировки пациента на значительное расстояние, например, из полевого госпиталя в тыловое медицинское учреждение.
При этом работа санитарной авиации разительно отличается от киношных представлений: вертолет стремится минимизировать время нахождения в зоне потенциального обстрела, садится буквально на несколько секунд — ровно столько, сколько нужно для загрузки носилок с ранеными, после чего немедленно взлетает. Оказывать медицинскую помощь на борту практически невозможно из-за ограниченного пространства и вибрации; главная задача авиамедэвакуации — максимально быстро доставить пациента туда, где ему смогут оказать квалифицированную хирургическую помощь.
Таким образом, эвакуация раненых — это тщательно продуманная многоэтапная операция: сначала товарищи вытаскивают пострадавшего в безопасное место, затем его транспортируют на бронированном транспорте до медицинского пункта, и только в случае необходимости задействуется авиация для дальнейшей транспортировки. Никакой голливудской романтики — сплошная логистика, расчёт и координация различных ресурсов.
Миф №3. «Военные врачи – это обязательно мужчины»
Откуда миф: В общественном сознании «военный врач» часто ассоциируется с образом бравого полковника в погонах и с усами, в то время как женщины в армии воспринимаются максимум как медицинские сестры. Этот стереотип уходит корнями в исторические реалии прошедших войн: сестры милосердия действительно выносили раненых с поля боя, в то время как хирургическими операциями в госпиталях занимались преимущественно мужчины-врачи. Отсюда и возникло распространенное заблуждение, что на войне медицинскую помощь оказывают исключительно суровые представители сильного пола, а прекрасному полу там не место.
Почему это неправда: Реальность военной медицины давно изменилась, и женщины играют в ней колоссальную роль. Стоит напомнить, что еще в период Великой Отечественной войны почти половину всех медиков Красной Армии составляли именно женщины (в том числе 41% фронтовых врачей и 43% военных хирургов). А санитарные инструкторы и медицинские сестры традиционно были преимущественно женского пола.
В современных условиях женщины-врачи и фельдшеры служат наравне с мужчинами во всех сферах военной медицины: они проводят сложнейшие хирургические операции, руководят медицинскими ротами, выезжают в зоны военных конфликтов. В рамках недавней специальной военной операции на Украине женщины-медики спасали раненых под обстрелами ничуть не реже своих коллег-мужчин.
К примеру, врач анестезиолог-реаниматолог с позывным «Лоза» добровольно отправилась в действующие войска и сейчас трудится в полевом госпитале, обеспечивая анестезиологическое сопровождение хирургических вмешательств. Рядом с ней работает медицинская сестра с позывным «Гроза», которая ассистирует хирургу и помогает поддерживать наркоз. И таких историй сотни — от санитарок до руководителей военных госпиталей.
Сегодня прапорщик Екатерина Иванова и лейтенант Мария Мирошниченко, военные медики, награждённые государственными наградами за спасение раненых бойцов, служат ярким подтверждением того, что женщины в военной медицине успешно занимают должности любого уровня, от медсестры до хирурга. Так что не стоит удивляться, если жизненно важную операцию раненому будет проводить врач в косынке — она наверняка не уступает в профессионализме любому «доку» в камуфляже.
Миф №4. «Если ранен – то обязательно ампутация»
Откуда миф: Этот миф берет начало из рассказов о войнах прошлого, когда раненому солдату часто приходилось сообщать неутешительный вердикт: «придется отнять ногу (или руку)». В исторической литературе и кинофильмах полевая хирургия практически всегда ассоциируется с безжалостными ампутациями, проводимыми без адекватного обезболивания. Вспомним хотя бы описания событий Гражданской войны или Второй мировой, где инфицирование раны часто приводило к развитию гангрены, и врачи были вынуждены принимать радикальные меры. Это породило современное заблуждение: якобы на войне любую серьезную травму лечат исключительно хирургической пилой, а с фронта неизбежно возвращаются инвалидами.
Почему это неправда: Современная военная медицина борется до последней возможности за сохранение каждой конечности раненого бойца. Ампутация в настоящее время рассматривается как крайняя мера, к которой прибегают только в тех случаях, когда отсутствуют какие-либо шансы на сохранение руки или ноги (например, при полном разрушении тканей, полном отрыве конечности или при неконтролируемом инфекционном процессе). Во всех остальных ситуациях медицинские специалисты приложат максимум усилий, чтобы сохранить конечность.
Уже на поле боя медики выполняют комплекс мероприятий, направленных на предотвращение потери конечности: они накладывают кровоостанавливающие жгуты, максимально бережно обращаются с поврежденными тканями. Военные фельдшеры прекрасно понимают, насколько важно использовать «золотой час» — первые 60 минут после ранения, когда критически важно остановить кровотечение и не допустить развития необратимого некроза тканей. Именно благодаря этим своевременным мерам многие раненые бойцы впоследствии избегают ампутаций.
В условиях военных госпиталей применяется весь арсенал современной хирургии: остеосинтез (восстановление костной структуры с помощью специальных спиц и пластин), методы сосудистой хирургии (включая установку протезов сосудов для восстановления нормального кровотока), пластические операции по пересадке кожных покровов и мышечной ткани.
Показательный пример: в 2025 году в Сургуте военным хирургам удалось спасти верхнюю конечность раненого военнослужащего, несмотря на то, что у него на протяжении нескольких месяцев не срасталась кость и все клинические признаки указывали на необходимость ампутации. Медики последовательно санировали инфекционный очаг, установили временный цементный имплант с пролонгированным высвобождением антибиотика, а затем выполнили сложнейшую операцию по трансплантации фрагмента малоберцовой кости самого пациента. В результате конечность удалось полностью сохранить!
Подобные клинические случаи в современной военной медицине уже не являются чем-то исключительным. Поэтому потеря конечности — это отнюдь не автоматический приговор, а лишь один из возможных, причем наименее вероятных, исходов тяжелого ранения. В подавляющем большинстве случаев раненые сохраняют все конечности: даже в суровые годы Великой Отечественной войны врачам удалось предотвратить ампутации у более чем 70% раненых бойцов, которые впоследствии вернулись в строй полностью дееспособными.
Миф №5. «Военные медики – не такие квалифицированные, как гражданские»
Откуда миф: Распространено мнение, что военный врач представляет собой некоего фельдшера «широкого профиля», который лечит все болезни зеленкой и обладает лишь поверхностными знаниями во многих областях медицины. Считается, что настоящие профессионалы работают в научно-исследовательских институтах и гражданских клиниках, в то время как военные медики больше времени уделяют строевой подготовке, нежели совершенствованию своих профессиональных навыков. Ведь «армия есть армия» — чему там можно научиться? Усугубляют ситуацию шутки про врачей военкоматов, которые якобы признают годными к службе всех подряд, а также общий скептицизм по отношению к качеству ведомственной медицины.
Почему это неправда: Военные врачи проходят такое же фундаментальное образование, а зачастую получают более разностороннюю практику, чем их гражданские коллеги. В России функционирует знаменитая Военно-медицинская академия имени С.М. Кирова — старейшее медицинское высшее учебное заведение страны, основанное еще в XVIII веке, которое готовит высококвалифицированных специалистов для военной медицины.
Диплом военного врача по своей значимости ничем не уступает гражданскому, просто помимо общетерапевтических и хирургических знаний военные медики осваивают специфику работы в боевой обстановке: учатся справляться с массовым поступлением раненых, оказывать помощь в полевых условиях, лечить огнестрельные и минно-взрывные травмы. При этом обычный терапевт из районной поликлиники в этих вопросах совершенно не компетентен, в то время как военный врач прекрасно ориентируется во всем спектре медицинских проблем — от банальной простуды до тяжелейшего осколочного ранения.
Более того, военные медики постоянно на практике сталкиваются с травмами, которые гражданские врачи видят крайне редко. Наглядным историческим примером может служить опыт Великой Отечественной войны: в начальный период военных действий мало кто из медиков умел эффективно лечить комбинированные боевые травмы, однако уже к 1943 году советские военные хирурги добились феноментальных результатов, возвращая в строй 85 из 100 раненых. Это стало возможным благодаря системной работе по обобщению опыта и совершенствованию хирургических методик. Военно-полевая хирургия того периода совершила значительный прогресс, достижения которого впоследствии были интегрированы и в гражданское здравоохранение.
В настоящее время военные врачи осваивают новейшие технологии ничуть не хуже своих «штатских» коллег. Например, в Главном военном клиническом госпитале имени Н.Н. Бурденко одними из первых в стране начали применять инновационные технологии дополненной реальности (AR-очки) при проведении высокотехнологичных хирургических вмешательств. То есть армейские доктора не только не отстают от современных тенденций, но в ряде случаев даже лидируют во внедрении передовых медицинских инноваций.
И, разумеется, ни один уважающий себя военный хирург не станет лечить серьезную травму исключительно йодом и перевязкой — стандарт оказания медицинской помощи раненым в настоящее время унифицирован и не зависит от того, где происходит лечение — в военном госпитале или городской больнице.
Миф №6. «В армии запрещено болеть – с температурой прикажут бегать и терпеть»
Откуда миф: Многие наслышаны о байках, согласно которым в армии солдату категорически запрещено жаловаться на состояние здоровья — в противном случае его немедленно запишут в симулянты. Существует целый пласт армейского фольклора с выражениями вроде: «Упал, отжался — и всё пройдет», или «Температура 37,5? Пока с сапога не сбило — не заболевание!». В кинематографе нередко демонстрируют сцены, где простуженный боец марширует до полного изнеможения или раненый продолжает участвовать в строевой подготовке с перевязанной конечностью. Всё это создаёт впечатление, что в вооруженных силах не существует понятия «больничный», а полежать в медицинском пункте — непозволительная роскошь.
Почему это неправда: Разумеется, армия — не санаторно-курортное учреждение, и на каждое чихание там не предложат носовой платок. Легкое недомогание, вероятно, порекомендуют переносить стоически, а незначительную царапину просто обработают и отправят продолжать выполнение поставленной задачи.
Однако никто в здравом уме не станет игнорировать серьезное заболевание или травму, иначе личный состав быстро выйдет из строя не от боевых потерь, а от болезней. Военная медицина исторически уделяет повышенное внимание профилактике и лечению инфекционных заболеваний и эпидемий.
Показательным примером может служить афганская кампания, где потери от болезней в несколько раз превышали боевые: на каждого раненого приходились десятки заболевших, до 250 военнослужащих в полку одновременно госпитализировались с диагнозами малярия, дизентерия и другими инфекционными заболеваниями. Если бы командование игнорировало необходимость их лечения, боеспособность армии снизилась бы катастрофически быстрее, чем от потерь в стычках с противником.
Именно поэтому в войсках функционирует хорошо организованная система медицинского обеспечения: от медицинских пунктов в каждой воинской части до крупных специализированных госпиталей. Любой военнослужащий имеет право обратиться за консультацией к врачу, кроме того, существует практика ежедневного медицинского осмотра личного состава (тот самый утренний медицинский осмотр, во время которого дежурный медик выявляет военнослужащих с признаками недомогания). При выявлении проблем со здоровьем солдата направят на обследование, а в случае выявления серьезных заболеваний могут даже комиссовать.
Армейские врачи несут не меньшую ответственность за здоровье вверенного им личного состава, чем гражданские медики за своих пациентов. Да, воинская дисциплина требует не поддаваться малейшим недомоганиям — но представление о том, что заболевших запирают в оружейной комнате до полного выздоровления, мягко говоря, не соответствует действительности. Напротив, в армии регулярно проводятся профилактические прививки, плановые медицинские осмотры, а лечение осуществляется согласно актуальным медицинским стандартам. Никакой мистики: те же антибиотики, инъекции, внутривенные инфузии — просто в условиях полевого медицинского пункта или медико-санитарного батальона.
Миф №7. «Военная медицина нужна только на войне, а в мирное время бездельничают»
Откуда миф: Словосочетание «военная медицина» ассоциативно связывается прежде всего с лечением боевых травм. Создается ошибочное впечатление, что военные врачи востребованы исключительно в периоды активных боевых действий, когда необходимо оказывать помощь раненым. А в мирное время, дескать, они занимаются в основном учениями и рутинной гарнизонной службой: иногда окажут помощь солдату с растяжением связок или симптомами простуды, но по большому счету полезной работы у них нет. Отсюда и миф о том, что военные медики способны вносить значимый вклад в здравоохранение только во время войны, а в остальное время ведут праздное существование.
Почему это неправда: Военные медики, действительно, незаменимы в условиях вооруженного конфликта, однако их функционал отнюдь не ограничивается наложением повязок на раны. Они выполняют обширный комплекс задач и в мирное время.
В первую очередь, это забота о здоровье военнослужащих: профилактические мероприятия, вакцинация, ежегодные медицинские обследования, лечение хронических заболеваний у солдат и офицеров. В каждом воинском формировании функционирует медицинская служба, которая ежедневно работает по принципу районной поликлиники: кто-то обращается с зубной болью, у кого-то возникли проблемы с желудочно-кишечным трактом, а кто-то предоставил медицинскую справку, требующую экспертной оценки.
Во-вторых, военные врачи активно занимаются научно-исследовательской деятельностью, разрабатывают инновационные методики лечения боевых травм, участвуют в создании специализированной медицинской техники. Многие значимые открытия в области хирургии и терапии изначально были сделаны именно в военных медицинских учреждениях.
В-третьих, военная медицина интегрирована в систему гражданского здравоохранения. Так, при возникновении эпидемических вспышек, стихийных бедствий и других чрезвычайных ситуаций военные госпитали принимают на лечение гражданское население. Показательным примером может служить пандемия COVID-19: Министерство обороны РФ в 2020 году в рекордно короткие сроки — всего за пару месяцев — построило 16 современных многопрофильных медицинских центров, которые были развернуты для оказания помощи пациентам с коронавирусной инфекцией. Причем лечение в них получали как военнослужащие, так и гражданские лица. Эти высокотехнологичные медицинские комплексы оснащены по последнему слову техники и продолжают функционировать и после завершения активной фазы пандемии.
Таким образом, армейские врачи плечом к плечу с гражданскими коллегами противостоят болезням и в мирное время.
И, наконец, не следует забывать о семьях военнослужащих: их супруги, дети, а также ветераны военной службы также находятся под патронажем системы военных поликлиник и госпиталей. Показательно, что Главный военный клинический госпиталь имени Н.Н. Бурденко ежегодно оказывает медицинскую помощь более чем 34 тысячам пациентов, причем в их число входят не только действующие военнослужащие, но и члены их семей, а в ряде случаев — гражданские лица.
В целом, военные врачи всегда обеспечены работой: будь то проведение учений, служба в отдаленном гарнизоне или оказание помощи населению при чрезвычайных ситуациях — востребованность их профессиональных навыков не вызывает сомнений.
Миф №8. «Военные госпитали хуже оборудованы, чем гражданские больницы»
Откуда миф: Некоторые представляют военный госпиталь как обветшалое учреждение, где используется морально устаревшая рентгенологическая аппаратура и хирургические инструменты, покрытые ржавчиной. Распространено мнение, что все лучшие клиники сосредоточены в городской черте, а военная медицина финансируется по остаточному принципу, техническое оснащение не обновляется, и в целом доминирует подход «на поле боя и так сойдет». Этот стереотип находит подкрепление в воспоминаниях о 1990-х годах, когда армия действительно испытывала серьезные финансовые трудности, и материально-техническая база военных медицинских учреждений оставляла желать лучшего.
Почему это неправда: За последние десятилетия военная медицина совершила качественный рывок вперед, а материально-техническое оснащение госпиталей существенно модернизировалось. Крупнейшие военные госпитали Российской Федерации (такие как госпиталь имени Н.Н. Бурденко в Москве, Военно-медицинская академия в Санкт-Петербурге и другие) сегодня представляют собой современные многопрофильные медицинские центры. Они укомплектованы всем необходимым диагностическим и лечебным оборудованием: от магнитно-резонансных томографов и высокоточных лабораторных комплексов до новейших роботизированных хирургических систем.
В некоторых областях военные медицинские учреждения даже опережают гражданский сектор здравоохранения – так, в госпитале имени Н.Н. Бурденко впервые в России была проведена уникальная операция с применением технологии трехмерной печати биотканей для восстановления тканей, поврежденных осколочным ранением (этот случай был широко освещен в средствах массовой информации). В том же медицинском учреждении активно внедряются очки дополненной реальности для проведения хирургических вмешательств, о чем упоминалось ранее, а также другие инновационные технологии.
Военная медицина поддерживает тесные связи с ведущими научно-исследовательскими центрами страны, регулярно происходит обмен опытом между военными и гражданскими специалистами. Кроме того, Министерство обороны РФ развернуло масштабную сеть новых медицинских центров по всей территории страны (вспомним уже упоминавшиеся 16 центров, построенных в 2020 году), которые оснащены передовым медицинским оборудованием – их диагностические и лечебные возможности не только не уступают возможностям обычных клинических больниц, но во многих случаях превосходят их.
Даже полевые хирургические комплексы современного образца оборудованы аппаратами искусственной вентиляции легких, портативными ультразвуковыми диагностическими установками и компактными лабораториями – подобного технического оснащения в предыдущие исторические периоды просто не существовало.
Безусловно, в различных воинских частях и ситуациях материально-техническое обеспечение может варьироваться – где-то медицинский пункт действительно может быть развернут в полевой палатке с минимальным набором оборудования. Однако сравнивать следует сопоставимые объекты: полевой госпиталь современного уровня фактически представляет собой мобильную высокотехнологичную клинику.
Поэтому представление о том, что военные медики вынуждены работать исключительно «в спартанских условиях», далеко от истины. В сложных клинических случаях раненых эвакуируют туда, где созданы все необходимые условия для оказания специализированной медицинской помощи, а там гарантированно найдется и компьютерный томограф, и отделение интенсивной терапии, и полный спектр необходимых лекарственных препаратов.
Существенно, что все стандарты лечения, лекарственные средства и медицинское оборудование в военной медицине проходят сертификацию по тем же требованиям Министерства здравоохранения, что и в гражданском секторе, то есть различие состоит лишь в ведомственной принадлежности, а не в качестве оказываемой медицинской помощи.
Миф №9. «В полевых условиях оперируют без наркоза, просто кусок дерева в зубы»
Откуда миф: Эта устрашающая картина стала стереотипной ассоциацией с полевым госпиталем прежних времен. В языке даже сохранилось выражение «дать закусить пулю», означающее необходимость стоически терпеть боль во время хирургического вмешательства. В военных кинолентах нередко показывают следующий сценарий: солдат получает тяжелое ранение, средств для анестезии поблизости нет, санитары крепко удерживают раненого, пока тот кричит от боли, а хирург тем временем извлекает осколок или пулю. Подобные сцены формируют у зрителей представление, что на войне полноценное обезболивание — непозволительная роскошь, и раненым остается только проявлять стойкость или прибегать к помощи спирта.
Почему это неправда: К счастью, современная медицина давно отошла от средневековых методов. Уже в XX столетии на полях сражений научились эффективно применять различные методы анестезии. Еще в годы Великой Отечественной войны функционировали специализированные бригады анестезиологов, а широкое применение морфина позволяло существенно снизить болевой синдром при хирургических операциях.
В настоящее же время без адекватного обезболивания не проводится ни одна серьезная медицинская манипуляция. Непосредственно в полевых условиях медицинский персонал имеет возможность обеспечить раненому общий или местный наркоз. В структуре современного полевого госпиталя обязательно предусмотрена должность врача-анестезиолога, а также имеется необходимое оборудование для проведения анестезии. Даже на уровне батальонного медицинского пункта могут применяться сильнодействующие анальгетики, позволяющие транспортировать пострадавшего без развития болевого шока.
Как уже упоминалось ранее, в ходе специальной военной операции в медицинских подразделениях действующей армии служат квалифицированные анестезиологи-реаниматологи (в том числе женского пола), обеспечивающие адекватное обезболивание при проведении хирургических вмешательств в условиях передовой.
Если объективные обстоятельства не позволяют выполнить продолжительную операцию на месте, состояние раненого стабилизируют и оперативно эвакуируют в медицинское учреждение, где имеются соответствующие условия. При этом даже во время транспортировки на вертолете медицинский персонал обеспечивает пострадавшему введение анальгетических препаратов.
Боевое обезболивание представляет собой отдельную научно-практическую дисциплину: широко используются кетамин (обеспечивающий кратковременный наркоз), фентанил и другие современные препараты, позволяющие провести эвакуацию и последующую операцию с минимальным болевым синдромом для пациента.
Деревянные палочки, зажимаемые между зубами — это архаичный метод, не имеющий ничего общего с современной военной медициной. Напротив, военные медики уделяют особое внимание эффективному обезболиванию по двум принципиальным причинам: во-первых, болевой синдром негативно влияет на функционирование сердечно-сосудистой системы и других жизненно важных органов, ухудшая общий прогноз; во-вторых, без надлежащей анестезии невозможно выполнить качественное хирургическое вмешательство.
Таким образом, образ бесстрашного санитара, дезинфицирующего рану спиртным напитком и проводящего операцию без обезболивания — это примитивный киношный штамп, имеющий отношение разве что к медицине эпохи наполеоновских войн. В современных реалиях на поле боя работают высококвалифицированные анестезиологи, и раненый чаще всего приходит в сознание уже после завершения операции, а не испытывает мучения во время хирургического вмешательства.
Миф №10. «Тяжело ранен – значит, уже не жилец»
Откуда миф: Война, безусловно, представляет собой жестокую реальность, и многие ошибочно полагают: если военнослужащий получил серьезное ранение, то шансов на выживание у него практически нет. Существует расхожее мнение, что даже если раненого эвакуируют с поля боя, он все равно скончается вследствие массивной кровопотери или развития инфекционных осложнений, либо в лучшем случае останется глубоким инвалидом до конца жизни.
Это пессимистическое убеждение уходит корнями в исторический опыт прошлых столетий, когда от тяжелых ранений действительно умирали чрезвычайно часто (например, до изобретения антибактериальных препаратов любое ранение потенциально могло привести к смертельному заражению). Кроме того, в средствах массовой информации периодически появляются сообщения о погибших военнослужащих и тяжелораненых — у обывателей формируется устойчивая ассоциация: получить пулевое ранение равнозначно неминуемой гибели.
Почему это неправда: Несмотря на всю опасность боевых действий, вероятность выживания у раненого в современных условиях значительно выше, чем когда-либо ранее в истории военной медицины.
Во-первых, современные средства индивидуальной защиты (бронежилеты, шлемы) эффективно поглощают значительную часть кинетической энергии поражающих элементов, существенно снижая тяжесть потенциальных ранений.
Во-вторых, как уже было подробно рассмотрено в предыдущих разделах, медицинская помощь в настоящее время оказывается гораздо оперативнее и на качественно более высоком уровне, чем в минувшие эпохи.
Подавляющее большинство раненых военнослужащих выживает. Даже 80 лет назад, в период Великой Отечественной войны, благодаря самоотверженной работе военных медиков удалось спасти около 72% раненых солдат и офицеров — то есть из более чем 14 миллионов военнослужащих, получивших ранения различной степени тяжести, в строй вернулись свыше 10 миллионов человек.
В вооруженных конфликтах конца XX — начала XXI века этот показатель демонстрирует еще более оптимистичную динамику. В ходе афганской кампании советским военным врачам удалось вернуть в строй 82% от общего числа раненых, а большинство из оставшихся 18% также остались живы, просто были комиссованы в связи с полученной инвалидностью.
По сведениям из зон недавних вооруженных конфликтов, смертность от боевых ранений снизилась до исторического минимума: многие военнослужащие, получив тяжелейшие травмы, которые в прошлом неминуемо привели бы к летальному исходу, сегодня не только выживают, но и после курса лечения и реабилитации возвращаются к полноценной жизни.
Разумеется, исход каждого конкретного случая зависит от характера и локализации ранения — медицинская наука, при всех своих достижениях, не всемогуща. Существует понятие несовместимых с жизнью повреждений, возможна мгновенная гибель непосредственно на поле боя… Однако если раненый военнослужащий доставлен в госпиталь живым, вероятность его спасения медицинским персоналом чрезвычайно высока.
Современные военные хирурги способны выполнять такие операции, которые в недавнем прошлом казались фантастикой: успешно оперируют проникающие ранения черепа, восстанавливают поврежденные позвоночники, проводят микрохирургическую реконструкцию разрушенных нервных стволов. Благодаря достижениям реабилитационной медицины даже пациенты, находившиеся в критическом состоянии, возвращаются к активной жизни.
Таким образом, преждевременно «хоронить» раненого солдата неоправданно — у него чрезвычайно высокие шансы на благоприятный исход лечения. Недаром среди самих военнослужащих бытует меткое выражение: «Если довезли до медиков — считай, жил». А военные медики, в свою очередь, делают все возможное, чтобы эта неформальная максима соответствовала действительности.
Военная медицина — искусство спасения
Итак, мы развеяли десять наиболее распространенных мифов о военной медицине. От морфина до вертолетов, от женщин-врачей до современного оборудования — реальность оказывается значительно сложнее и интереснее голливудских штампов и псевдоисторических анекдотов.
Военная медицина — это удивительный сплав высоких технологий, человеческого мужества и самоотверженности, системного подхода к решению сложнейших задач в экстремальных условиях. Это не просто отрасль здравоохранения, а настоящее искусство спасения жизней там, где, казалось бы, господствует смерть.
За каждой спасенной жизнью стоит колоссальный труд множества профессионалов: от санитара, оказывающего первую помощь под огнем противника, до хирурга, проводящего многочасовую операцию, от водителя санитарного транспорта до реабилитолога, помогающего раненому вернуться к полноценной жизни.
И пока существуют войны и конфликты, военная медицина будет выполнять свою благородную миссию — возвращать жизнь и здоровье тем, кто оказался на грани между жизнью и смертью. А еще — постоянно совершенствоваться, искать новые методы лечения, разрабатывать более эффективные алгоритмы спасения, чтобы минимизировать человеческие потери даже в самых тяжелых условиях.
Каждый раз, когда мы слышим фразу «раненый вернулся в строй», за ней скрывается целый мир военной медицины — мир, о котором мы так мало знаем, но которому обязаны столь многим. И, возможно, развенчав эти десять мифов, мы сделали маленький шаг к пониманию истинной сущности этого невидимого фронта, где каждый день идет непрерывная битва за человеческие жизни.
